У Люды в квартире никогда не было алькова. Это слово, так же как и слово «эркер», она вычитала в старой книге по обустройству быта. Ей нравились эти слова, нравились такие книги. Быт, который в них описывался, был стабилен и упорядочивался при помощи режима приема пищи и графика влажной уборки. Предлагаемые варианты расстановки мебели в квартире были очень красивы и очень далеки от реальности, в которой жила люда. Если в ее мире пройтись по квартирам подъезда девятиэтажки, то и на первом и на пятом и на девятом о всех квартирах расположение мебели было одинаковым: с одной стороны «стенка», напротив нее – диван, стол со стульями – у окна. Не только расположение, сама мебель тоже была очень похожа. Как будто все эти комплекты выдавались владельцам одновременно с получением квартиры, и особо выбирать было не из чего. Тем интереснее было листать эти забавные книги, где люди украшали свои жилища красивыми кашпо с цветами и разделяли комнаты на функциональные зоны при помощи этажерок.
Люде разделять было незачем. Со всеми функциями вполне успешно справлялась ее небольшая комната в родительской квартире. Эта отдельная комната уже сама по себе была предметом роскоши и гордости. Поэтому люде грех было жаловаться на нехватку места. Хотя по мере взросления эта самая нехватка стала ощущаться все острее. Если побыть в одиночестве люде удавалось довольно легко – она объявляла домашним, что садится заниматься и чтобы ее не тревожили – то остаться наедине с кем-то было почти нереально. Мама, проявлявшая чудеса гостеприимства, особенно по отношению к лицам противоположного пола, норовила то поднос с чаем принести, то миску с ягодами. При этом она всеми силами старалась принять участие в разговоре и задержаться в комнате дочери подольше. И было непонятно, то ли она так неуклюже пытается контролировать дочь, то ли ей просто невыносимо скучно сидеть одной на кухне.
Люду это все не особо интересовало. Ей не было никакого дела до причин материнской скуки. Ее лишь постоянно раздражало присутствие матери в своей комнате. И люда нашла способ с этим бороться. Она перестала приглашать к себе друзей и подруг и стала ходить в гости сама. У большинства друзей работали оба родителя, поэтому подростки были предоставлены самим себе в пустующих квартирах. Некому было приносить чашечки с чаем на блестящем подносике и нужно было самим идти и заваривать крепкий и сладкий чай в огромных кружках. И в этом совместном чаетворении было что-то такое, что сближало людей. И чай навсегда остался для Люды самым любимым напитком.
Жаль, ленива я для того, чтобы описать в подробностях каждую из этих дружеских встреч. А описывать их стоит, потому что не было в них не важных для Люды мелочей. И даже случайные, на первый взгляд, люди выполняли свою миссию, четко, как амбициозные актеры в невеликих ролях, появлялись на сцене и, произнеся свои реплики, уходили за кулисы. После люда с ними встречалась уже в другой компании, в третьей, и роль их приобретала значительность, и реплик становилось все больше. Так и рос в геометрической прогрессии круг людочкиных знакомых и друзей. Да и сами друзья не заметили, как выросли. Они уже не просто собирались в пустой квартире, чтобы насладиться отсутствием взрослых. Теперь они сами казались себе жутко взрослыми и цели общения у них были серьезней. Теперь они слушали другую музыку, пили не только чай, но и самогон, покупаемый у одной и той же бабульки на рынке, и, что самое главное, как-то быстро и незаметно разбились на пары. Сложностей в этом не было. В компании было больше мальчишек и девчонки сами выбирали с кем им лучше потерять свою невинность, которая в физиологическом аспекте у них еще имелась в наличии, но в остальном они были уже отнюдь не невинны, вкусив острые ласки в полумраке чужих гостиных. Эти ласки разбудили в Люде нечто, что так долго дремало в ней. Она рано научилась сама ласкать себя, но это было лишь проявлением любопытства к собственному телу и способом для физической разрядки. Теперь же она поняла, что касания другого человека намного приятнее своих собственных. И тело ее от этих касаний становилось мягким и податливым. Время в такие моменты замирало, движения становились замедленными и тягучими, как перезревший мед, капающий с ложки тугими каплями. И когда ласки прекращались – чувствовала Люда свое тело пустым и внезапно осиротевшим. Едучи в одиночестве домой, хотелось ей прижаться хоть к поручням в пустынном троллейбусе, хоть к спинке холодного сиденья, чтобы убедиться, что ее тело все еще не потеряло той приятной чувствительности. Что-то такое появилось в Людочке и зажило своей отдельной жизнью. Она теперь не была до конца уверенна в своем существовании, если не ощущала его через контакт с другими людьми. Все чаще она клала голову на колени матери и просила, чтобы та гладила ее по волосам. Общаясь с соседкой по парте, она старалась прислониться к ней плечом и почувствовать тепло ее тела сквозь тонкую блузку. Даже в тесноте общественного транспорта чужие локти и животы вовсе не раздражали ее. Наоборот, ей было очень приятно ощущать на себе такое количество прикосновений сразу.
Она чувствовала себя маленьким котенком, который ластится к каждому встречному, котенком, которого все гладят, все нежно треплют за ушком, но ему все равно не хватает этих ласк. Котенку хотелось чего-то большего, и Люда очень скоро поняла, в чем это большее состояло. Еще раньше, когда ее интимное общение с мальчиками ограничивалось лишь объятиями и поцелуями, она чувствовала непонятное тепло в низу живота. Живот требовал, чтобы его покрепче прижали к другому теплому животу во время объятия, и это его успокаивало. Но после расставания живот ныл еще сильнее и даже долгие ласки перед сном не приносили желаемого успокоения. Все тело было похоже на сгусток энергии, которую необходимо куда-то выплеснуть, реализовать. Тело томилось, напряжение поднималось и спадало, как молоко на плите, не ведая полного охлаждения и успокоения.
Все, что так долго ожидалось, произошло как-то буднично и само собой. Просто очередной поклонник зашел в своих ласках немного дальше, чем обычно, и Люда ощутила себя маленькой частью Вселенной, она летела среди звезд по ночному небу и была половинкой космического корабля. А второй половинкой был тот, кто сейчас лежал рядом с ней и нежно вытирал следы любви на ее животе.
Да, это было именно то, чего она ожидала. Хотя нет, это было намного лучше. Даже в самых смелых мечтах и ласках Люда не могла предположить, что бывает такое ощущение, которое способно объединить двух абсолютно разных людей и принести им такое блаженство. Да никакие книги и фильмы не смогут описать тех чувств, которые вихрем пронеслись в ней. И она поняла: это то, ради чего стоит жить.
Ни с любовью, ни с какими другими чувствами эти необычайные ощущения связаны не были. Перебрав множество партнеров, она убедилась, что почти каждый способен доставлять ей это наслаждение. Да и как могла какая-то любовь идти в сравнение с ЭТИМ? Любовь – это лишь слова в устах героев мексиканских сериалов. Поэтому у них и слов так много, что не знают о самом главном, думала Люда. Разве словами такое передать возможно?
Она как-то быстро разделила свою жизнь на две неравные части: то, что относилось к сладостным минутам и все остальное. Вторая часть была несомненно больше. Туда входило окончание школы, подготовка к поступлению в институт, общение с родителями и друзьями. Но эта часть жизни была какой-то неправильной. Люде казалось,, что все люди играют какие-то роли и лишь выжидают удобного момента, чтобы остаться с кем-нибудь вдвоем, закрыть поплотнее дверь и улететь в звезды. Сама Люда проживала свою жизнь ожиданием от коитуса к коитусу. Слово-то какое! Не любила она всех этих слов, латинских и матерных названий. Казалось, что придумал их все человек, ни разу не испытавший того самого наивысшего наслаждения, в отместку тем, кто это наслаждение испытывает, унижая их необходимостью эти слова применять.
После окончания школы Люда собиралась поступать в институт в областном центре. В этом не было ее особого желания, просто это был тот готовый сценарий, которого придерживалась она и большинство ее одноклассниц. Когда же от маминой подруги поступило предложение работать в приемном отделении местного военного санатория – это показалось Люде еще более удобным и не требующем усилий решением ее судьбы. Подруга Галина Ивановна в мятой блузе сидела на кухне, пила чай с вареньем и расписывала Люде и ее матери радостные перспективы: - Такое место хорошее. Я бы Веерку свою туда всунула. Да загорелась она, дура, этим институтом. А так была бы у матери под боком – и никаких хлопот. Мама Люды согласно кивала и подливала гостье кипяточку из красного эмалированного чайника в белый горох.
И вот Люда уже работает на новом месте. Обязанностей немного: принимать прибывших, расселять их по комнатам, направлять на первичный осмотр. Люде все нравилось. Люди приезжали не каждый день и иногда ей удавалось провести целый день глубоко погрузившись в свои мысли и ощущения. Также на работе Люда могла читать. Она читала постоянно и даже разговаривая с посетителями скашивала глаза в раскрытую книгу. В основном это были любовные романы, которых набралась у нее уже целая библиотека. И читая как очередной Джон в порыве страсти опрокидывает Мари на сеновал – она вновь и вновь испытывала приятно-мучительное ощущение в низу живота.
Армия – это было то немногое, что позволяло людям держаться на плаву в этом городке. Став военнообязанной Людочка почти сразу получила однокомнатную квартиру возле санатория. Планировка была такая, что можно было обустроить что-то наподобие алькова – давнишней людочкиной мечты. Да и знакомых мужского пола у нее прибавилось. Они ценили Людочку за то, что она не спрашивает их о любви и не требует замужества. С ней было легко и просто. К ней приходили в гости, как приходят к давнишнему приятелю с той лишь разницей, что приятелей после чаепития не приглашают в постель. Да и самой Людочке такие отношения нравились. Неумелых любовников она отвергала сразу после первого свидания, а с постоянными кавалерами у нее уже наладился некий эмоциональный контакт.
Она наслаждалась возможностью познавать все новые и новые ощущения с разными любовниками. Она не стеснялась пригласить в гости нового отдыхающего, если он ей нравился. Глупые условности она попросту игнорировала. Возвращаясь обратно по своим военным частям, офицеры рассказывали про Людочку своим друзьям и, заговорщицки подмигивали им, советовали брать одиночную, а не семейную путевку в санаторий.
Заводя все больше новых связей, Люда все глубже погружалась в свои ощущения. И ее все меньше волновали проблемы, которые находились вне ее тела. Вполне возможно, что о ней ходили по городу неприятные слухи. Ведь соседи не могли не замечать постоянных мужских визитов. Но разве Людочке было дело до этих слухов, когда она предвкушала прелести предстоящей ночи с новым поклонником?
Вот и в эту ночь к ней должен был прийти новый гость. Когда-то, в прошлом или позапрошлом году, он уже отдыхал у них в санатории и уже бывал у Люды в гостях. Ему нравилась эта девушка, он видел в ней какую-то внутреннюю чистоту и искренность. И ему было обидно, что другие не видят и не ценят этого. Ему казалось, что Люду просто используют приходящие к ней мужчины. Они удовлетворяют свою плоть, нимало не заботясь о той, которая им это удовлетворение принесла. И сегодня он решил высказать Людочке все свои мысли. Он даже был готов увезти ее с собой. Ему казалось, что только вытащив ее из этого болота, как он называл про себя этот городок,ему удастся спасти ее. Хотя и сам толком не представлял отчего ее нужно спасать…
Закрыв утром дверь за ночным гостем, Людочка взглянула на себя в зеркало на стене прихожей и расхохоталась. -Надо же! Смешной такой – замуж звал, увезти предлагал, спасать надумал.- Людочке действительно было смешно,- Какие они все глупые, «спасатели» и «завоеватели». Думают, что меня можно использовать.Неужели им никогда не приходила в голову мысль, что это я их использую?
Людочка еще раз взглянула на свое отражение и слезы сами брызнули из ее глаз.